У независимой украинской институции «Центр визуальной культуры» (Visual Culture Research Center) есть такая традиция: по нечетным годам осенью устраивать в Киеве биеннале. Первые два эпизода, «Киевская школа» (2015) и «Киевский Интернационал» (2017), запомнились оригинальным выбором выставочных локаций (крытый «Житний рынок», «Летающая тарелка» Института научно-технической экспертизы и бруталисткий Дом одежды на Львовской площади), полицией, патрулирующей основные события, скандалами с цензурой и созвездием незаурядных спикеров публичной программы. Несмотря на то, что на Западе ЦВК знают и поддерживают, среди прочих, Фонд ERSTE (Австрия), Фонд Принца Клауса (Нидерланды), Фонд Игоря Забеля (Словения) и Гете-Институт (Германия), на родине деятельность этой институции воспринимается сдержанно-скептически. 

Так быть не должно. Киевская биеннале, в каком-то смысле, — барометр художественной и интеллектуальной жизни. Продукт, реакция на который в художественной среде может о ней — об этой среде — рассказать очень много интересного. А игнорирование — ведь тоже разновидность реакции, не так ли? Вот и настоящий текст, написанный под знаком избавления от иллюзий, — форма реагирования. Чары спали, туман рассеялся, вдалеке проступили очертания башни из слоновой кости. Пускай выводы неутешительны, их важно сформулировать. 

Третий эпизод, или, как принято говорить в развитых странах, третье издание Киевской биеннале получил название «Черное облако» (Чорна хмара), и из скудного пресс-релиза о выставке было понятно лишь то, что она будет как-то связана с технологиями, искусственным интеллектом, большими данными, кибервойной и (внезапно!) с Чернобылем. Интересно же, нет?

Библиотека Национального Технического Университета Украины, в которой (так и хочется написать «над которой!») сгустилось «Черное облако» выставки, устроена как TARDIS из сериала «Доктор Кто»: четыре этажа снаружи и целых восемь уровней внутри. Идея устроить выставку про технологии в библиотеке университета, выпускающего творцов и кузнецов этих технологий, кажется удачной. В реальности же, чтобы приспособить подобные пространства под выставочные цели, требуются выверенные кураторские и дизайнерские решения. Однако, на «Черном облаке» так много «багов» и так мало «фич», что приходится констатировать: ни дизайн экспозиции, ни ее концептуальная составляющая в приоритете у ЦВК не были. Добро пожаловать на урок компьютерной грамотности.

На первом этаже минимум час нужно потратить на осмотр «Стеклянной комнаты», pop-up-инсталляции, придуманной ребятами из Tactical Tech. Они — активисты и борцы за интернет-privacy из Берлина. «Стеклянная комната» приоткрывает темную сторону «интернета вещей» и уже побывала в трех десятках стран мира. Говорят, что если бы у «Черного зеркала» был свой шоурум, он бы выглядел именно так. Допустим. Но что именно хотят донести до своей целевой группы Tactical Tech? На самом деле, не так уж много того, чего мы не знали или о чем не догадывались. Модель дома Марка Цукерберга призвана помочь нам понять, что означает приватность (privacy) и кто может ее себе позволить. Интерактивное приложение приглашает поиграть в занимательную игру «Отличи настоящий smart-девайс от фейкового». (Я угадал далеко не все).

На большом постере, в центре которого изображена, ставшая в последние годы повсеместно обязательной, галочка согласия I AGREE сообщает, какого рода данные мы как пользователи поисковых, развлекательных, почтовых и других веб-систем, добровольно передаем их хозяевам. В довершение сеанса разоблачений можно ознакомиться с тем, как работает технология распознавания лиц и как мы, пользователи, своими руками делаем эту технологию умнее и изощреннее, заливая миллиарды селфи в Инстаграм каждый день. На сайте «Стеклянной комнаты» сказано, что маленьких и слабеньких Tactical Tech поддерживает большая и толстая Mozilla. Мозилла — это гигант открытого программного кода, который, среди всего прочего, дал миру Огненного Лиса, браузер Firefox. Угадайте, какой браузер Tactical Tech призывают использовать во имя предохранения в Сети?

Сомнительно, что зритель сможет почерпнуть что-то новое из «Стеклянной комнаты». Мне кажется, что кого из digital native поколения ни возьми — все в курсе, где находится вкладка Incognito и осознают, что контент в соцсетях жестко цензурируется, а новости бывают фейковыми. Что еще можно добавить в разговоре о личных данных пользователей после избирательной кампании Дональда Трампа и скандала с Cambridge Analytica, чего ранее не было сказано? Жизнь приучила нас к тому, что не следит за своим юзером только половая тряпка, а Google и Facebook знают о нас в разы больше, чем мы сами.

Ликвидацию Интернет-безграмотности продолжает исследовательница высоких технологий Кейт Кроуфорд из Microsoft Research. Ее сочинение «Анатомия искусственного интеллекта» посвящено толстушке Alexa, умной домашней ассистентке от компании Amazon, и зачем-то распечатано на одной массивной плите: «Алекса, включи свет!», «Алекса, забронируй столик в итальянском ресторане на семь часов!». Задерживаться тут надолго смысла не имеет: опус Кроуфорд, включая инфографику с беспощадно мелким шрифтом, есть в Сети. К сожалению, авторские выводы одномерны и тривиальны. Все, что вы говорите Алексе, вернется к вам в виде таргетированной рекламы. Но дело ведь не только в Алексе. Справедливости ради через запятую нужно было бы упомянуть аналогичные продукты-шпионы: Google Now, Microsoft Cortana, Apple Siri и т.д. Но поскольку исследование мисс Кроуфорд финансирует Microsoft Research, негативные параллели с продуктами данной корпорации проводить, ясное дело, было нежелательно.

Поднявшись по красивой винтовой лестнице на пятый этаж библиотеки, видим сюрреалистические и местами неслабо пугающие изображения Google Street View, — это «Девять глаз» Джона Рафмана, художника, практика которого вскрывает в технологиях экзистенциальное начало. Амбициозный проект картографирования мира корпорация Google начала еще в далеком 2007 году, и Рафман небезосновательно считает, что обыватели уже давно перестали считать гугломобиль с девятиглазой камерой на крыше вторжением в свою частную жизнь. Электронный глаз повидал многое. Пользователи убивают друг друга на улице, торгуют своим телом на улице, теряют младенцев, разбивают в хлам авто, показывают всевидящему оку корпорации средний палец, в-общем, занимаются тем, что каждодневно видят в новостях. И хотя за десять лет работа Рафмана успела изрядно покрыться пылью и поднадоесть, она незаменима как минимум в качестве назидания адептов так называемой уличной фотографии. Google Street View становится полновесным художественным средством, со своими законами и диалектикой, и даже если эта технология не убьет «белковую» стрит-фотографию окончательно, кто знает, куда может завести осознание того, что улица уже сфотографирована до тебя.

По соседству с «Девятью глазами» дизайнеры выставки воткнули еще одну плазменную панель, служащую цифровой фоторамкой. Каждые 10-15 секунд на экране появляется человеческое лицо. Фишка в том, что такого человека не существует и никогда не существовало. Проект This Person Does not Exist — плод кропотливого труда ученых из лаборатории NVidia, которые создали нейронную сеть StyleGAN, настолько крутую, что она может с нуля генерировать портреты несуществующих людей, да так, что заподозрить подделку можно далеко не всегда. StyleGAN стала очень популярной почти сразу, как NVidia открыла доступ к ее исходному коду. Как грибы после дождя, стали появляться сайты, генерирующие котиков (This Cat Does not Exist), объявления об аренде квартир в стиле AirBnB (This Rental Does not Exist) и даже первичные половые признаки (This Vagina Does not Exist). Развитие нейронных сетей и алгоритмов глубокого обучения идет по пути, который был пройден историей живописи (и завел к середине 19 века в тупик), другими словами, по пути мимесиса. Чем более реалистичное изображение выдает сеть — тем круче считается ее «мастерство». Разве не так же было и с жипописью от самого ее рождения и до выхода на сцену сначала фовизма, сюрреализма, а потом и других авангардных направлений в начале 20 века? Но если авангард с его курсом на абстракцию и искоренение мимесиса стал достойным ответом вековой традиции подражательства, то сегодня вряд ли кто-то удивится сгенерированной искусственным интеллектом супрематической композиции из простейших треугольничков и трапеций. Нет, мне кажется, что не через абстракцию и не через редукцию пойдет диалектическое развитие нейронных сетей, а как-то иначе.

На «Черном облаке» нашлось место и для старого видео Хито Штейерль «Как не быть увиденным: Бл*дский дидактический файл .MOV» (2013). «Работа, которой позавидовал бы Оруэлл», знакомит нас с Космическим Пикселем, специальным образом маркированной бетонной площадкой, затерянной в пустыне Мохаве в Калифорнии и некогда использовавшейся для калибровки военных систем спутникового наблюдения. Вопрос «как стать невидимым?» для Штейерль весьма личный. В 1988-м ее подруга, участница оппозиционной кудской партии Karkerani Kurdistan Андреа Вольф без вести пропала где-то на территории Турции. Мы живем в тотальном паноптикуме, так как же выходит, что люди вдруг исчезают, становятся невидимыми?

Околоинтернетная канва «Черного облака» самым нелепым образом соседствует с темой Чернобыльской катастрофы. Стоит ли за этим кураторским решением нечто большее, чем попытка сыграть на популярности одноименного телесериала HBO, сказать трудно. Факты таковы: в тексте заявки, которую Центр визуальной культуры подавал на соискание гранта Украинского Культурного Фонда, никакого упоминания о Чернобыле нет. Выводы напрашиваются сами собой: чернобыльская составляющая «Черного облака» появилась уже после, но органичного соединения ее с основной темой не вышло. «Замедленный распад» Сюзан Шуппли приехал прямиком с выставки «Грядущий мир: экология как новая политика» в московском «Гараже». При помощи передовиц советской официальной газеты «Правда» Шуппли сообщает, что наше правительство нам врет. Подумать только, вот это открытие!

Зато лайтбоксы с фотографиями так называемой Слоновьей Ноги, застывшего сплава металла, кремния, графита и радиоактивного материала, сделанные теперь уже бывшим сотрудником ЧАЭС, а в настоящее время фотожурналистом Александром Купным (Олександр Купний — працював в атомній енергетиці з 1977 року, був дозиметристом на Білоярскій АЕС, оператором реакторного цеху на Запорізькій АЕС, ліквідатором наслідків Чорнобильської катастрофи — прим. ред.), в экспликациях не нуждаются. Фототур в Дантов ад — и тот не дал бы таких пугающих изображений.

«Кино животных» итальянца Эмилио Вавареллы составлено из фрагментов, снятых обезьянами, выхватившими мобильный телефон из рук зазевавшихся туристов. Как говорится, кто хоть раз становился жертвой мелких воришек, от таких видео не смеется. В другом контексте, например на фоне критики человекоцентрической картины мира, эта работа не вызвала бы никаких претензий. На «Черном облаке» же «Кино животных» лишь пополняет копилку необъяснимых кураторских ходов. Между прочим, у Вавареллы есть замечательная работа с написанными от руки в китайской деревне CAPTCHA-тестами, гораздо более подходящая к разговору об Интернете.

На фоне проектов, количество интерпретаций которых равно единице, дробная фрактальная поэтика видео «Кровь звезд» коллектива художников из Индии Raqs Media Collective стоит особняком. Органическое и неорганическое, теллурическое и космическое показаны как система сложных взаимосвязей, в которой человек далеко не на первых ролях. Отражение звезды в глазах умирающего оленя. Крошечные грибы, медленно поедающие металлическую плоть метеорита. Атомы железа в человеческой крови встречаются с атомами клинка, разрезающего кожу. Симпатическая магия — так, кажется, называли эти фантастические связи наши далекие предки. Современные разговоры об Антропоцене и темной экологии — по сути, не что иное, как попытка в 21 веке помыслить любовь желудя и кометы.

Как выяснилось уже при написании этой статьи, «Кровь звезд» была многосоставной инсталляцией, созданной с учетом специфики места экспонирования, а именно заброшенной подземной военной базы в недрах горы Mjölkuddsberget. Иными словами, видео, представленное в Киеве, оказалось крохотной частью масштабного замысла Raqs Media Collective, в чем легко убедиться, посмотрев документацию проекта на Vimeo. Биеннальный путеводитель об этом значимом для понимания работы моменте молчит…  

В общей сложности в библиотеке выставлено тринадцать проектов. Согласитесь: для события, которое по идее должно готовиться два года, число не просто скромное, а очень скромное. Не в пользу биеннале и тот факт, что только три работы из тринадцати созданы в этом году. Неужели это так важно? Если речь об искусстве хрестоматийном (ну там, дюшановском писсуаре), никаких проблем нет. Извлекли из запасников, протерли от пыли, — и можно выставлять. В сотый раз, в десятый — не важно.

С Интернетом и высокотехнологичными материями так не прокатывает. Художница Джесси Дарлинг в заметке «Пост-все-равно» (Post-Whatever) из замечательной антологии «Искусство после Интернета» (You Are Here: Art After the Internet) проницательно заметила: искусство, рефлексирующее те или иные онлайн-феномены, с большой долей вероятности завтра безнадежно устареет. Помните, в середине 2000-х, на заре Web 2.0 была популярна такая штука, как облако тегов? Считалось, что это очень прогрессивный способ визуально давать юзернеймам понять, какие темы на сайте или в блоге в особом почете. Ну а когда до всех дошло, что польза от таких виджетов стремится к нулю, а визуализировать данные можно и гораздо более эстетично, облака тегов в тот же день отправились на свалку истории. Кому в 2019 придет в голову делать об этом искусство?

В триумвирате знания, политики и искусства, платформой которого объявила себя биеннале Центра визуальной культуры, современному искусству пока что отводится скромная и второстепенная роль наглядного пособия. Сама же биеннале демонстрирует симптомы прогрессирующего институционального элитизма. В башне из слоновой кости, куда добровольно заточило себя руководство Центра и которая теперь высокопарно именуется Альянсом восточноевропейских биеннале, наверняка все отлично со взаимопониманием, с чувством локтя, с лояльностью. Но кажется, пора перестать удивляться тому, что наружу из этой герметично запаянной конструкции просачиваются по большей части обрывки дискурсов, не находящих у своей аудитории душевного отклика.

Киевская биеннале, quo vadis?